[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

Цзиньлань? Кому, как не вам, знать о коварстве и жестокости демонов? Против них всегда лучше применять превентивные меры. Эта парочка — отец и сын — долгое время вынашивали злодейские планы, и теперь собираются сообща нанести удар, повергнув наш мир во прах. Выступая в их защиту, вы выказываете не милосердие, а прямо-таки женское мягкосердечие [8], и при этом сами ужаснетесь результату своего благодушия, когда наш сон станет явью!

Хоть уровень самосовершенствования великого мастера Увана, безусловно, был высок, он явно выбрал не ту школу, ведь от буддиста у него была разве что бритая голова — вместо того, чтобы источать ауру просветленности, он прямо-таки раздувался от агрессии. Воистину, топор смотрелся бы в его руках куда уместнее настоятельского посоха, да и звание «великого мастера» куда больше подходило Учэню, который, не отличаясь выдающимися талантами, обладал щедрым и незлобивым сердцем. Даже под градом упреков он сумел сохранить невозмутимость:

— Но ведь то, что они действуют сообща — не более чем догадка, если я не ошибаюсь?

Неизвестно, как долго еще препирались бы старейшины храма Чжаохуа, не вмешайся Юэ Цинъюань:

— В сговоре они или нет, одно я могу сказать уверенно: Ло Бинхэ — дурной человек. — Возвысив голос, он обратился к толпе: — Цинцю, может, наконец дашь о себе знать?

Волосы Шэнь Цинцю встали дыбом [9] от неожиданности. Помедлив, он все же поднялся на ноги.

Он чувствовал себя, будто ученик начальной школы, которого учитель вызвал к доске, чтобы отчитать перед всем классом — лицо так и горело, однако у него хватило выдержки, чтобы безмятежно поклониться:

— Глава школы.

После того, как все взгляды обратились на Шэнь Цинцю, тот, кто сидел рядом с ним, также неизбежно должен был привлечь к себе внимание общественности — и точно: тут же кто-то воскликнул:

— Ло Бинхэ! Смотрите, это же Ло Бинхэ!

— Это и правда он! Когда он появился?

— И Шэнь Цинцю здесь! Разве он не мертв?

— Но он же уничтожил себя в городе Хуаюэ прямо у меня на глазах…

В воцарившуюся какофонию вплелись и нежные голоса трех сестричек-даосок: вцепившись в друг друга, они жадными глазами уставились на них — вот только отчего-то Шэнь Цинцю казалось, что на сей раз их девичья застенчивость направлена не на ученика, а на него самого…

Окинув его нечитаемым взглядом, Юэ Цинъюань бросил в лоб:

— Покончил с этим маскарадом [10]?

Прежде глава школы никогда не заговаривал с ним столь резким тоном — да что там, одно слово «маскарад» из его уст ошарашило Шэнь Цинцю, будто глава школы только что приказал всыпать ему бамбуковых палок [11]. Похоже, Лю Цингэ не пожалел цветистых выражений, описывая события последних дней.

При этой мысли Шэнь Цинцю поклялся, что однажды утащит Чэнлуань, чтобы порубить им все свиные ножки на кухнях всех двенадцати пиков — после этого Лю Цингэ вовеки не вернуть своему мечу былого сияния!

«Мне одному не наплевать на сюжет? — взъярился он про себя. — Может, обратите уже внимание на демонов, которые засидели весь ваш Храм, будто мухи — варенье? Мне, вообще-то, положено поощрять благие порывы главного героя, а не отыгрывать козла отпущения!»

Он уже собирался было привлечь внимание окружающих к затесавшимся в их ряды подозрительным фигурам, когда настоятель Уван грохнул посохом об пол, злорадно ухмыляясь:

— Что ж, Ло Бинхэ, ты любезно избавил нас от многих хлопот, пожаловав к нам самолично. Так почему бы тебе не поведать о том, что замыслили вы с Тяньлан-цзюнем?

— Я в этом не участвую, — ледяным тоном отозвался Ло Бинхэ.

— Он же твой отец, — выкрикнул кто-то из толпы, — как же ты смеешь утверждать, будто не имеешь отношения к его начинаниям?

— Он мне не отец, — равнодушно бросил Ло Бинхэ.

— Пытаешься вывернуться даже перед лицом беспристрастной истины [12]? — обличительно пророкотал великий мастер Уван. — Кто мы, по-твоему — легковерные дети?

Однако Ло Бинхэ лишь упрямо тряхнул головой:

— Он мне не отец.

— Воистину, ты — чума нашего тысячелетия, — фыркнул великий мастер Уван. — Истребив тебя во чреве, Су Сиянь оказала бы всем нам неоценимую услугу!

Эти жестокие слова наконец угодили в цель: Ло Бинхэ шумно втянул воздух, в глубине глаз мелькнула алая вспышка. На задумываясь ни на мгновение, Шэнь Цинцю поймал его за руку, удерживая на месте.

Лю Цингэ застыл за спиной Юэ Цинъюаня, скрестив руки на груди. При виде того, как Шэнь Цинцю у всех на глазах хватается за руку Ло Бинхэ у него на лбу запульсировала жилка.

— Эй! — вырвалось у него, и к этому он ничего не добавил — по всей видимости, не нашел слов от возмущения. Однако Шэнь Цинцю сделал вид, что попросту не заметил его вспышку, ведь если Ло Бинхэ сейчас впадет в раж, это будет посерьезнее недовольства Лю Цингэ. Тут уж не до репутации — будучи второстепенной, арка с храмом Чжаохуа все же требовала к себе крайне осмотрительного отношения.

Если сейчас все эти сотни заклинателей навалятся на них скопом, они смогут в одночасье стереть в порошок его вместе с Ло Бинхэ; не поможет даже его необоримая аура главного героя, ведь монахи из храма Чжаохуа славились умением рассеивать демоническую энергию — это-то Шэнь Цинцю сознавал куда лучше этой безбашенной парочки, Цзючжун-цзюня и его дочурки.

— Кто такая Су Сиянь? — холодно бросил Ло Бинхэ. — Моя мать была прачкой.

— Слова настоятеля Увана не имеют под собой основания, — мягко заверил его Шэнь Цинцю. — Ты же знаешь, что за человек был старый глава Дворца. Едва ли стоит прислушиваться к этим пересудам о далеком прошлом, так что просто не обращай внимания!

Он намеренно использовал менторский тон, пытаясь передать ученику хотя бы часть собственной невозмутимости. Ло Бинхэ потянул за его руку, словно требуя подтверждения своих слов:

— Учитель, Тяньлан-цзюнь мне не отец. Мне вообще не нужен отец.

Шэнь Цинцю не знал, что и сказать на это, а потому лишь крепче сжал его ладонь, тем самым веля ученику успокоиться.

В оригинале прошлое Ло Бинхэ было описано лишь в самых общих чертах, а потому Шэнь Цинцю мог только догадываться, какой эффект произведут на него все эти откровения — едва ли тут помогут пара утешительных слов и ласковое похлопывание по макушке.

Все его фантазии в одночасье пошли прахом — отец и